СКАЗКИ МАДЖЕНТА-ЗОНЫ

Вторая сказка

Осень в холмах

Пролог

За высокими узкими окнами стояла хмарь и тишина.

В гостиной не было никого, Нарелин и Клео знали – Ренни и Тон Адветон-Вэн сейчас в отъезде, дома только недавно вернувшийся 785 экипаж, к которому они, собственно, и приехали. Вернее, прилетели. Случайно выдался свободный день. Единственный свободный день в этом году.

Осень. Из-за работы они ее толком и не видели, но сегодня всё стало каким-то необычным, странным. Ни один, ни другой не ощущали почему-то ничего. Ни радости от предстоящей встречи, ни воодушевления. Словно все чувства, если они и были, поглотил этот туман и осенний лес.

Пятого они нашли в библиотеке. Нарелин по какому-то наитию направился в нее из гостиной, и угадал – Пятый был там.

Библиотечный зал был велик, почти сто квадратных метров, и стены его закрывали собою стеллажи с книгами, сделанные из прочного темного дерева. Ренни предпочитал строгий стиль, но библиотека была одним из самых уютных мест в доме. Строгость стеллажей сочеталась с мягкими диванами, классическим (в представлении Ренни, конечно) камином, тяжелыми шторами, глушившими всякие звуки, и деревянным полом, прикрытым толстым мягким ковром.

Пятый сидел в эркере, на подоконнике, и что-то читал, но при их приближении поднял голову и улыбнулся.

- Привет, - сказал он. – А мы с блокировкой, оба. Странно так – словно ослеп и оглох. Но забавно.

- С какой стати? - удивился Нарелин.

- Спроси у Ренни, - пожал плечами Сэфес. – Забаву придумал именно он.

- Кстати, а что читаешь? - вмешался в разговор Клео. Он поставил поудобнее один из стульев - так, чтобы сидеть к Пятому лицом - и уселся.

- Что первое попалось. Не знаю. Делать совершенно нечего, Лин спит, эти уехали, блокировка. Тоска смертная, - пожаловался Пятый. – А читаю… - он заглянул в книгу. – О, так я «Размышления Брата Шену» читаю, оказывается. То-то я и смотрю, что-то очень знакомое.

Нарелин взобрался на широкий подоконник рядом с Пятым и заглянул в книгу. Страницы оказались пожелтевшими от времени. Похоже, данный фолиант был очень старым. Если не древним.

- Пятый, я смотрю, ты совсем тормозишь, - вздохнул он. - Не знаешь, что читаешь, говоришь невпопад... Что с тобой такое?

- Со мной ничего. Уже. Сброс после рейса пройти пришлось, к сожалению. Немножко не рассчитали, - Пятый усмехнулся, отложил книгу. – А тут еще и осень… и почти что в холмах, - добавил он.

- Ты уже не первый раз поминаешь эту осень в холмах, - заметил Клео. - Что это вообще такое? И кстати, Нарелин, слезь с подоконника! Если он под вами двоими обрушится, Вэн Тон вас своими руками заставит его восстанавливать.

- Он дубовый, - сообщил от порога Лин. – Всем здравствуйте. Сволочи вы всё-таки.

- Проснулся, - заключил Пятый. – Тогда ползи сюда. Что такое – осень в холмах? Официально это постановка, которую делал в свое время клан сэртос Окиста. Окист-Ин-лэре-дано, если точно. Постановка, нашумевшая изрядно, честно отходившая свои сто положенных лет, и после – снятая. А на самом деле – никто до сих пор не знает, что это такое, - добавил он.

- О, Лин! - Клео поднялся и распахнул объятья, явно намереваясь Рыжего сцапать по пути к подоконнику. Тот вовремя ловко уклонился. - Может быть, ты знаешь, какое отношение осень в холмах имеет к тому фолианту, который Пятый вот-вот уронит на пол, если так и будет пытаться читать его на весу?

- Как это, какое? – Удивился Лин. – Брат Шену – один из персонажей Осени – реально существовавший человек, правда, жил он очень давно, но работ после себя оставил огромное количество. Странный был товарищ, более чем. За почти семьсот лет жизни ни разу не покинул планету, на которой жил, к примеру. Первое его появление во всех сводках упоминается в двадцатилетнем возрасте. Человек-загадка. А уж как его до сих пор «нежно любят» в Индиго – не передать.

- Понимаешь ли, Брат Шену по отношению ко всем Индиго-мирам являлся фигурой одиозной, - пояснил Пятый. – И до сих пор является. Его труды очень часто используют в спорах, как философских, так и теологических, с целью компрометировать какого-нибудь маджентовского или индиговского философа, ведь Брат Шену своими трудами сумел угодить только Сэфес, как структуре, а вот существующим официальным религиям – нет, поэтому…

- Погоди-погоди! - Нарелин приложил ладонь ко лбу, вспоминая. - Точно, я встречал цитаты из его книг, и неоднократно. Только вот где именно, как  - уже не вспомню.

- Скорее всего, тебе попадалась «О понимании и сочувствии – предостережения и наставления», его самая известная работа, - вслух подумал Пятый. – Было бы странно, если бы этого не произошло. Ее разодрали на цитаты и таскают туда-сюда все, кто сумел до нее дотянуться. И кто работает с Контролем, конечно же. Одна из лучших работ по… - он замялся. – Можно сказать, что по нам.

- Он, наверное, жил рядом с Сэфес? - спросил Клео. - Откуда ему иначе было знать о вас столько подробностей?

- Не просто жил, - усмехнулся Лин. – Он всю свою жизнь посвятил Сэфес, как структуре. Он прожил весь свой век в одном из миров, принадлежащих Сэфес, Клео. Это был уникальный случай, потому что сам знаешь, кто тут живет. Встречающие, изредка – мы, ну и ОС мотается… но не живет постоянно. Он жил. Не являясь никем. И никто до сих пор не знает, кто он такой, и кто позволил ему так жить. Но – позволили, как видишь.

- Когда шла постановка, мы не знали, кто он – поэтому там он для нас был просто персонажем. Потом, уже тут, я это всё прочел – и у меня словно пелена с глаз упала, - пояснил Пятый. -  Сэртос вывели его как фигуру-наблюдателя, я сложил одно с другим, и картинка совпала – с высокой долей вероятности оно так и было.

- То есть события постановки подтверждают правду? - уточнил Нарелин. - Кстати, а кто автор этой постановки?

- События подтверждают мои домыслы, - возразил Пятый. – На счет правды не знаю. Брат Шену о себе практически не писал, только какие-то обрывки можно найти, и то, если очень постараться. Вот, например…

Он открыл книгу, полистал.

- «Трудно передать словами, до какой степени я тот момент был растерян и напуган, но понять мое состояние было можно, и они, к чести их сказать, проявили по отношению ко мне максимум такта и сочувствия. Уже тогда я точно знал, что упрекнуть весь этот вид (так он называет Сэфес, кстати) в холодности и бездушии – одна из самых страшных возможных ошибок, но позже я был поражен тем, как к ним относились те, к кому сами они не рисковали подходить близко. Так же для меня явилось откровением сознание того, что вид, оказывается, придерживается в большинстве своем догматических правил, присущих….» Ну, дальше идет размышление о религии и вере, за которое, кстати, Брат Шену пострадал, и немало. Сам себя он считал человеком духовного сана, но ни одна епархия из существующих этот сан не подтвердила. Еще он принимал смерти, кстати.

- Не надо про это, - попросил Лин. – Захочет, сам прочтет. Четыре тома «Места и времени» у Ренни в собрании есть. У него вообще Брат Шену весь есть, кажется. Вернее, есть то, что было в сетях.

- А «Осень» у вас есть? – спросил Клео.

- Целиком нет, ее сняли из доступа. Но кусочки есть. Их довольно много, - Лин вздохнул. – Жаль, конечно, но таков закон. Автор никому не известен, кстати. Автор – клан. Может, так даже лучше.

1

Три дороги

Три дороги тут находят пристанище

Слышен чаек крик с морских берегов

Ты входи, входи, тебя уже ждали,

И вот – ты тут…

Оста «Три дороги» (фрагмент)

Авторство:

Клан сэртос Окист-Ин-лэре-дано

Исполняет хор:

Клана сэртос Окист-Ин-лэре-дано

Она шла по длинному коридору, медленно, ведя правой рукой по стене. Старый темно-вишневый бархат скользил под пальцами, и ее рука словно бы обретала зрение – пальцы «читали» стену, окна, и все прикосновения к дереву, бархату, стеклу, к вытертому плюшу спинок резных диванов, на то мгновение, когда она прикасалась к ним, оживали. Гостиница говорила с ней, тысячи и тысячи прикосновений «до» обнимали руку. Гостиница вела ее по утреннему длинному коридору, и ей вовсе не нужно было видеть, куда идти, она ощущала гостиницу всем своим существом, всем телом, всей душой.

Коридор кончился. Глядя перед собой невидящими глазами, она подошла к окну холла, и тут словно бы яркий свет прорезал слепую темноту, в которой она до этого была. Мир обрушился на нее разом, она замерла, глядя широко распахнутыми глазами в окно.

Дорога перед домом несла на себе десятки, сотни тривэлов, в небе над ней прошел к северу клин айванров, а море перекликались печальными голосами едва видимые в утренней дымке сианы. Огромный осенний мир находился в непрестанном движении, и движение это, она знала точно, не несло в себе той спокойной уверенности, как бывало обычно. Мир бежал сам от себя, но дальше своих пределов он убежать не мог.

В этот миг она поняла, что наступает конец света.

***

В кухне всё было как всегда – лоснящиеся бока кастрюль, исходившие паром чугунные котелки с затейливыми крышками, смесь запахов специй, свежих фруктов, сыра, мяса, чеснока, зелени… Адана остановилась на пороге, мешать поварам работать считалось неэтично, но уточнить меню для завтрака было, увы, необходимо.

- Сальяро! – позвала она. – Дайте мне, пожалуйста, список!

- Сию секунду, - отозвался толстый отдышливый повар по имени Сальяро. – Месен Адана не желает чашку горячего висто? А лист кресс с пастой оорша?

- Позже, Сальяро, - остановила его Адана. – Через полчаса подай в мой кабинет. Мне срочно нужен список, ночью приехало восемь новых гостей, и, понимаешь ли…

- Ах, месен Адана, конечно-конечно, - засуетился повар. – Вот, пожалуйста.

Гостиница «Три дороги» оживала ранним утром, и Адана, как хозяйка, считала, что обязана проследить за всем лично. Ее тонкую фигурку в неизменном темно-сером скромном платье можно было видеть то в обеденной зале, то в прачечной, то возле кухни, то возле стоянки для тривэлов, то в саду, на летней веранде. Она успевала везде и всегда, гостинице отдала ровно половину жизни, двадцать лет (ныне ей исполнилось сорок), и за двадцать лет Адана ни разу не покинула «Три дороги» больше, чем на пару дней.

Она никогда не повышала голоса – ни на постоянных служащих, ни на наемных рабочих. Всегда была спокойна и рассудительна, не отдавала противоречивых распоряжений, не требовала невозможного. И ее слушались, что удивительно, без малейшего давления с ее стороны. Тоненькая, как тростинка, женщина вела себя настолько уверенно и спокойно, что никакого давления и не требовалось.

Ей верили.

«Три дороги» для Аданы были не просто унаследованной по праву второй дочери собственностью, на доходы от которой жила большая часть семьи, а словно бы продолжением самой Аданы. Гостиницу она любила, как мать ребенка, холила и лелеяла, поэтому заведение это, стоящее рядом с берегом моря, неподалеку от города Тесании, считалось дорогим и престижным. Не из-за какого-то особого сервиса или дополнительных услуг, нет. А из-за того, что «Трем дорогам» было почти пятьсот лет, и за все эти годы гостиница ни разу не меняла содержащую ее династию.

К имени Аданы люди по привычке прибавляли «месен», но замужем она никогда не была, и не стремилась к этому. Да и какой муж сумел бы выдержать такую жизнь? Адана ложилась спать позже всех, вставала раньше всех, и весь ее день был расписан и распланирован, словно внутри дня размещался тончайший часовой механизм.

Была ли она красива? Сложно сказать. Тонкая кость, большие, как овальные блюдца для чайных рыбок, серые глаза, длинные темные волосы гладко зачесаны в хвост, перевитый белой лентой. Невысокого роста, с неизменно прямой спиной и чуть поднятым вверх подбородком – данью не надменности, но гордости, Адана не была обделена мужским вниманием, но всегда дистанцировалась от мужчин. Безрассудству в ее жизни не было места.

Месен Адана. Маленькая сильная женщина.

***

…Внутренние часики не давали присесть, рано пока что отдыхать. Только в полдень можно будет вернуться в кабинет, выпить чашечку висто и немного передохнуть в тишине. А сейчас требуется, прежде всего, проверить столовую и гостиную залу, посмотреть сервировку, убедиться, что скатерти и приборы положены в соответствии с днем (фиалковый четверг), что серебро вычищено до зеркального блеска, и что в гостиной зале ждут постояльцев положенные утренние газеты и журналы из Тесании и даже из самого Вартса. Столичные издания, яркие, как осенние листья, и стоящие порядочно.

Впрочем, за это с постояльцев в «Трех дорогах» денег не брали, всё было включено в счет. Равно как не брали за дополнительные услуги, за живую музыку (в гостиной зале вечерами играл маленький семейный ансамбль – две вийло, тобура, пеано и гиата), за «открытый стол», за дополнительный бокал вина… В «Трех дорогах» гостям и в самом деле были рады, искренне, честно – Адана пристально следила не только за порядком, но и за теми, кто работал вместе с нею, и отбирала людей в персонал прежде всего по их отношению к работе.

Тот же Сальяро обожал готовить, впрочем, его семья работала в «Дорогах» уже несколько поколений подряд, и Сальяро не мыслил себя кем-то еще, кроме главного повара ресторана.

Совсем молоденькая распорядительница Испара, которую Адана приняла на работу пару лет назад, была готова дневать и ночевать за своей конторкой – Адана знала, что Испара хочет написать книгу, и присматривается к людям, ищет типажи. Хотя самой Испаре, похоже, в большей степени нравится встречать гостей, как-то отметила про себя Адана. Радостная улыбка Испары, которой та встречала каждого входящего, была настолько заразительной, что даже люди, находившиеся в самом мрачном расположении духа, начинали улыбаться за ней следом.

Две горничные, сестры Иона и Куна, были приезжими, из какого-то захолустного поселка. До того, как на них обратила внимание Адана, они умудрились поработать еще в паре гостиниц, и были уволены. Как ни странно – за честность. Простодушие обоих девиц порой поражало – в первой гостинице они доложили управляющему, что старшая горничная ворует белье, списывая его, как рваное, во второй – так и не смогли уяснить для себя, с какой радости недопитое вино сливается в бутылки и подается гостям, как новое, только что открытое. У Аданы таких порядков в заводе не было, и девушки работали в результате уже три года, горя не зная, откладывая деньги на учебу (Адана понемногу в свободное время занималась с ними сама, благо образование позволяло), и мечтая потом обзавестись собственным делом.

Смотритель стоянки тривэлов был глубоким стариком, но дело свое знал отменно, и в свои восемьдесят девять лет оставался крепким, как дуб. Когда ему исполнилось семьдесят пять, Адана осторожно завела с ним разговор о том, что он пожилой, что работать дальше с такой же нагрузкой будет трудно, что можно нанять помощника, если Мидару настолько сильно не хочется уходить, но… разговор кончился тем, что Мидар Афел зыркнул тогда на Адану из-под черных бровей, и сердито сказал, что,  де, это всё, конечно, хорошо, но вот только не нужны ему никакие помощники, и не будут нужны никогда. Больше Адана к этой теме не возвращалась, тем более, что как механик Мидар был известен от Тесании до Оконечности Побережья. Как непревзойденный механик. А в прошлом – один из лучших гонщиков-тривэлистов Вартса.

Каждый человек, работавший в «Дорогах», был предан делу, любил свою работу, и, что самое главное – осознавал важность того, что он делает. Никто не работал из-под палки, никто не плакался по вечерам в конторе, что всё плохо, что платят мало, что работать заставляют на износ. Не нужно это было.

…В столовой всё оказалось в порядке. Адана подмигнула Куне, быстро раскладывающей приборы по местам, попутно проэкзаменовала Иону (вчера они занимались географией, которую девушка воспринимала плоховато),  сняла невидимую пылинку с фиалковой скатерти (мимоходом отметив про себя, что через неделю нужно заказать новые), и отметила, что с серебром всё в порядке (еще одна галочка в список – состав для чистики, заказать в  Вартсе).

В кухне Сальяро снимал последние пробы, а в коридоре уже раздавались оживленные голоса гостей. Адана глубоко вздохнула, и открыла двери столовой – этого неизменного утреннего ритуала она придерживалась последние двадцать лет.

- Светлого дня, - приветствовала она входящих. – Мы рады вам. Светлого дня.

***